А потом грянул Чернобыль...
А ДО ЧЕРНОБЫЛЯ БЫЛ КЫШТЫМ...
СВЕДЕНИЯ О КОНКРЕТНОЙ РАДИАЦИОННОЙ ОБСТАНОВКЕ
ЧЕРНОБЫЛЬ-ПОЛЫНЬ-ТРАВА, ЗВЕЗДА "ПОЛЫНЬ"
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЧЕРНОБЫЛЕ

А потом грянул Чернобыль...

Осенью 1986г. столы нашего рабочего кабинета были завалены пробами семян большого числа видов травянистых растений, доставленных из 30-километровой зоны аварии. Надписи на отдельных пакетах впечатляли: 600...-1000 мР/ч... Эти сборы с редкой оперативностью, профессионализмом и самоотверженностью были выполнены А.И.Таскаевым, возглавившим первый "десант" радиоэкологов из Сыктывкара.

Нам предстояло оценить последствия радиационной катастрофы для травянистой растительности открытых мест обитания Украинского Полесья. Весь имевшийся у нас предшествовавший опыт работы с культурными и природными популяциями подсказывал кратчайшие пути выхода на понимание и решение этой проблемы. Необходимо было определить уровень репродуктивного воспроизводства растений, попавших под острое и хроническое облучение, дать характеристику семян этого первого поставарийного "урожая". В условиях северного питомника (г. Сыктывкар) были начаты масштабные эколого-географические испытания семян первого чернобыльского поколения более тридцати видов трав, собранных в десяти пунктах аварийной зоны, в 100-1000 раз различающихся по уровню гамма-фона. Результаты оказались разительными! Растения проявляли невиданную частоту и спектр морфологических аномалий! Пионером среди них был подорожник ланцетолистный, который и стал впоследствии одним из основных объектов исследований.

С 1987г. в течение пяти лет мы проводили мониторинговые исследования за состоянием популяций травянистой растительности в 30-километровой зоне. Материалы нашли свое отражение в монографии, статьях в центральных журналах. На фоне относительной стабильности основной массы обследованных нами растительных популяций у отдельных видов начали проявляться признаки адаптивного ответа на изменившиеся условия среды (радиоактивное загрязнение) - стерильность, снижение семенного воспроизводства, выпадение из ценоза, изменение резистентности. Создались предпосылки прогноза дальнейших изменений состояния травянистых ценозов и последствий аварии. Настоятельно требовалось продолжение исследований... 1991-й год, год распада СССР, поставил шлагбаум на пути нашего научного поиска.

О. Попова,ст.н.с., Н. Фролова, ст.н.с.



А ДО ЧЕРНОБЫЛЯ БЫЛ КЫШТЫМ...
Авария на Чернобыльской АЭС не первая, а четвертая крупномасштабная радиационная авария на территории СССР. Три предыдущие связаны с работой ПО "Маяк" - крупнейшего в Советском Союзе (а теперь - в России) предприятия по производству и переработке ядерного топлива. Известен "Маяк" также под названиями Южно-Уральский ядерный комплекс, Кыштымский ядерный комплекс, Челябинск-40, а с 1990 г. - Челябинск-65.

Промплощадка ПО "Маяк" расположена в Челябинской области примерно в 15 километрах к востоку от города Кыштым на юго-восточном берегу озера Кизил-таш. Производственная деятельность предприятия началась 19 июня 1948г. С низко активными радиоактивными отходами (РАО) тогда не церемонились - вливали их прямо в реку Теча, вытекающую из озера Кизил-таш. В период с 1949 по 1956 гг. в Течу было сброшено 2,75 МКи бета-активных радионуклидов. Объективности ради надо отметить, что так же поступали на аналогичных предприятиях в "цивилизованных" странах. В Соединенных Штатах отходы Хенфордского ядерного комплекса сливали в реку Колумбия, а в Великобритании в Уиндскейле - прямо в Ирландское море. Но сброс РАО в море - это сразу с глаз долой. Река Колумбия впадает непосредственно в Тихий океан, расход воды в ней в районе Хенфордского комплекса - 2800 м3/с. А вот Теча - маленькая речушка с расходом воды в районе ПО "Маяк" не более 20 м3/с. Воды её впадают в Исеть, затем Тобол, затем Объ и, наконец, в Северный Ледовитый океан.
По р.Течь тогда было 38 сел, в них проживало 28.1 тыс. человек. Для большинства из них река была единственным источником питьевой воды. Люди не знали об опасном соседе и спокойно пили воду из реки, ели рыбу, поливали огороды. В 1951 г. грянул гром: у жителей ближайшего к комплексу села Метлино была обнаружена хроническая лучевая болезнь. Проведенные в 1951 г. замеры показали, что мощность дозы гамма-излучения на берегу Метлинского пруда достигала 5 Р/ ч (пять рентген в час!), на приусадебных участках у реки - 3,5 Р/ч, на улицах и в домах - 10-15 мР/ч. В 1952г. начали отселять людей с наиболее загрязненных мест. Был введен режим санитарно-защитной зоны. Течу оградили колючей проволокой. В течение 1952-1960 гг. переселили 20 сел - 7,5 тыс. человек. Дозовый критерий для отселения - 100 бэр за один месяц. Для сравнения, по действующим "Нормам радиационной безопасности НРБ-76/87" для населения, профессионально не контактирующего с ионизирующим излучением, предел облучения от антропогенных источников радиации - 35 бэр за всю жизнь.

Средняя доза проживавших в те годы по Тече оценивается в 140 бэр, на расстоянии 237 км от места сброса РАО - 6 бэр. Наибольшую дозу получили жители села Метлино, где хроническая лучевая болезнь отмечена у 935 человек (64,7% взрослого населения и 63,15% обследованных детей).

Итак, первая крупная радиационная аварийная ситуация - сброс жидких радиоактивных отходов в речную сеть Теча-Исеть-Тобол-Обь в 1949-1951 гг.

29 сентября 1957 г. по причине саморазогрева и радиолиза (точнее - по преступной халатности) произошел химический взрыв одной из 20 емкостей с 20 МКи высокоактивных радиоактивных отходов. По официальным данным, за пределами комплекса выпало 2 МКи. Радиоактивное облако ушло в северо-северо-восточном направлении. На территории Челябинской, Тюменской и Свердловской областей образовался Восточно-Уральский радиоактивный след (ВУРС). Начальный уровень радиации вблизи эпицентра составлял 1200 Р/ч, на расстоянии 100 метров - 400 Р/ч, 1 км - 20 Р/ч, 3 км-3 Р/ч.

Основная доза была получена населением в первые недели после аварии. После распада короткоживущих радионуклидов основным дозообразующим элементом стал стронций-90. Участок следа, где плотность загрязнения по стронцию-90 превышала 0,1 Ки/км2, имел длину 300 км, ширину в среднем 40 км, площадь - 23 тыс. Км2 В эту зону попало 217 населенных пунктов, где проживало 272 тыс. человек. За первые 10 дней отселили 22 села (1100 человек) из зоны, где плотность загрязнения превышала 500 Ки/км2 Жители трех сел, расположенных в голове ВУРС (плотность загрязнения 4000 Ки/км2 мощность экспозиционной дозы 0,6 Р/ч) получили в среднем по 52 бэра. Через 8 месяцев отселили еще 2800 человек (плотность загрязнения 18-65 Ки/км2 доза от 12 до 44 бэр). Через 11 месяцев -еще 4200 человек (плотность загрязнения 8,9 Ки/км2 доза - 5,6 бэр). Через два года отселено еще 3100 человек с мест, где плотность загрязнения превышала 3,3 Ки/км2, доза - 2,3 бэр. В конце концов, в качестве критерия безопасного проживания была принята плотность загрязнения по стронцию-90, равная 2 Ки/км2. В этих границах длина ВУРС составила 10 км, ширина -8-9 км.

Взрыв хранилища жидких высокоактивных РАО на ПО "Маяк" в 1957 г. стал второй радиационной аварией.
После прекращения сброса низкоактивных РАО в реку Теча их стали сливать в бессточные озера в окрестностях комплекса, в основном в озеро Карачай. В 1967 г. из-за ранней весны и жаркого лета уровень воды в озерах сильно упал и обнажилось их дно. Пыльная буря, продолжавшаяся в течение двух недель, подняла в воздух донные осадки озера Карачай с 600 тыс. Ки радиоактивности, что привело к загрязнению ещё 2,7 тыс км2 (плотность загрязнения выше 0,1 Ки/км2). Радиоактивной пылью накрыло 63 населенных пункта, где проживало 41,5 тыс человек. 4800 человек из ближней зоны следа за счет внешнего облучения получили в среднем 1,3 бэр, отселено 18 тыс. человек.

Для предотвращения подобной ситуации озеро стали заполнять пустотелыми бетонными конструкциями. Когда они достигали поверхности озера, на них закладывали бетонные перекрытия, затем слои глины и земли. К 1992 года от водной поверхности озера оставалось 15%. К 1990 г. в озере накопилось около 118 МКи РАО: цезия-137 (98 МКи) и стронция-90 (20 Мки). Для сравнения - при аварии на Чернобыльской АЭС было выброшено 2,4 МКи цезия-137 и 0,22 МКи стронция-90. В настоящее время мощность дозы на поверхности озера составляет 3-4 Р/ч, на берегу - 20 Р/ч, вблизи места сброса РАО в озеро - 600 Р/ч. Но дно озера не изолировано от подземных вод, радиоактивность обнаружена в водоносных слоях на глубине 100 м. Радиоактивные воды обнаружены на глубине 15 м под дном речки Мишеляк, притока Течи.
Ветровой подъем радиоактивной пыли с обсохшего берега озера Карачай в 1967 году - это третья крупная радиационная авария.

А. Кичигин, мл.н.с.

СВЕДЕНИЯ О КОНКРЕТНОЙ РАДИАЦИОННОЙ ОБСТАНОВКЕ
До приезда в Чернобыль в 1986 г. я пытался найти в публикациях конкретные цифры, касающиеся радиационной обстановки в зоне аварии. Нашел только одно упоминание. На пресс-конференции в МИД СССР 6 мая 1986 г. было сказано: "Повышенные уровни радиации отмечались на территории, прилегающей непосредственно к месту аварии, где максимальные уровни радиации достигали 10-15 миллирентген в час. По состоянию на 5 мая уровни радиации в этих районах снизились в 2-3 раза..." ("Правда", 8 мая 1986). Сейчас известно, что "...территории, прилегающие непосредственно к месту аварии..." с таким радиационным фоном в то время можно было найти лишь далеко за пределами 30-км зоны. Попав в Чернобыль, я узнал от Анатолия Ивановича Таскаева, что - это важная тайна. По его словам, ему только мельком позволили взглянуть на карту-схему радиационной обстановки, да и то, прикрыв рукой то, что знать ему не положено. Полагаться надо только на собственные замеры. А общая картина такова: до села Копачи - ещё более-менее, а севернее - о-го-го.

В нашем распоряжении были радиометры СРП-68 и ДП-5. СРП-68 - геологический поисковый прибор, пределы измерения от 0 до 3000 мкР/ч. У него оказалась странная особенность: на улице в Чернобыле его зашкаливало, хотя мощность дозы не превышала верхнего предела измерения. Но в помещении он работал хорошо. В здании Чернобыльской районной больницы, где мы жили и работали, мощность дозы была 450 мкР/ч. Но в одной комнате, где раньше была реанимационная палата, показывало 650 мкР/ч. Более полезным оказался дозиметр ДП-5, разработанный для нужд гражданской обороны и рассчитанный на условия ядерной войны. В Чернобыле он показывал 1,5 мР/ч на асфальте и 2,5 мР/ч на траве.

Первый выезд на участки. Село Копачи в 5 км к югу от ЧАЭС. 5 мР/ч. Единственный признак высокого радиационного фона - отсутствие людей, Анатолий Иванович был здесь еще в июне (тогда тут было 50 мР/ч) и теперь он в роли провожатого. Ловушки расставили около свалки (это на домовых мышей) и на мелиорированном лугу за селом (на полевок-экономок). В канавах- не пуганные утки-чирки.

К машине возвращались напрямик по дворам. Пришлось продираться огородами через бурьян в рост человека. Во дворах такой же буйный бурьян. Заросли даже дорожки от калитки к крыльцу, по которым всего четыре месяца не ступали ноги хозяев. Позже узнал, как называется эта трава - полынь-чернобыл. Заглядываю в летнюю кухню. Стол накрыт, в тарелках высохшая каша.

Соображаю. Авария произошла в конце апреля. Активный выброс прекратился до того, как выросла трава. Значит, она чистая и на участках отлова ходить лучше по траве. Если придется снять рюкзак с ловушками - то положить следует тоже на траву. После четырех выездов на участки под Копачами (примерно 5 км к югу от четвертого блока, мощность дозы всего 5 мР/ч), представилась возможность измерить загрязненность своей рабочей одежды. Удельная бета- активность на куртке - 10 тыс. част./см2 ( мин (т.е. за 1 минуту на одном квадратном сантиметре 10 тысяч бета-активных распадов). Даже дозиметр ДП-5 регистрировал гамма- и бета-излучение 0,8 мР/ч. Для сравнения: в "мирное" время ДЗд (допустимые уровни загрязнения для населения категории А) поверхностей "спецобуви и дополнительных средств индивидуальной защиты, используемых в помещениях периодического пребывания персонала" (т.е. спецодежда для самых "грязных" помещений) - 8000 част./ см2 ( мин.

Умозаключение о чистоте травы проверки не выдержало.

Наверняка помните, как на курсах гражданской обороны учили: выйдя из зоны выпадения радиоактивных осадков, необходимо встать лицом к ветру и тщательно вытряхнуть одежду Пробовал. И другие пробовали. Не получалось. Увы, чернобыльская, 1986-го года, радиоактивная грязь очень прочно приставала к одежде. Поэтому в "зоне" спецодежду использовали однократно - вместо стирки она попадала в могильник.
Загрязненность штормового костюма, в котором я ходил в Чернобыле: карманы куртки - 250-300 (а я так тщательно мыл руки!); сцина ниже лопаток - 200 (это явно грязь со спинок стульев в столовой); брюки внизу - до 1000 част./ см2 ( мин (это пыль с чернобыльских мостовых). На левом рукаве вверху прочно "сидела" горячая частица в 2500 част./ см2 ( мин (где это я её подцепил?). Ботинки - около 2000 част./ см2 ( мин.
После осмысления замеренного на себе, на других и вокруг себя постепенно сформировался личный "кодекс" поведения в зоне. Ходить следует только по асфальту. Если такой возможности нет, то лучше по земле, чем по траве. Когда рядом проезжает машина, то даже если на тебе "Лепесток" лучше задержать дыхание и отвернуть лицо. Ни к чему не прислоняться, идешь по лестнице - перил не касайся. С земли ничего не подбирай. В очереди в столовой не толкаться - людей на обед привозят в рабочей одежде прямо с промплощадки, и не все такие чистюли, как ты.

В 1988 г. у нас появились дозиметры ДКС-04. Очень удобный компактный прибор. Нижний предел измерения - 0,1 мР/ч, верхний - 999,9 мР/ч. Но главное - вернувшись с участков, можно было нажать на кнопку и узнать накопленную тобой дозу. При включении режима "Поиск" начинала работать звуковая сигнализация. В лесу и в кустарнике я включал этот режим для отпугивания кабанов. Но на самом активном участке "Янов" ДКС в этом режиме уже не пищал, а вопил. Дозиметр приходилось переключать в режим "Доза". Тогда сигнал подавался только при накоплении очередного миллирентгена. Но... Представьте себе: прошло около минуты - "пик", еще минута - "пик", еще немного - опять "пик"! Не очень-то приятно слушать, как твои миллирентгены "капают".

Личный опыт и наблюдения говорят, что психологическое отношение человека к уровням ионизирующего излучения больше зависит не от регламентирующих документов, а от предшествующего опыта. По принципу: потрогал, не больно - значит, не опасно. В начале 80-х годов максимальная мощность дозы на радиоактивных свалках в Водном была 4 мР/ч. Поэтому моей дочернобыльской установкой было: много - это то, что выше 4 мР/ч. В 1986 г. я спокойно относился к 2 мР/ ч на улице в Чернобыле и к 5 мР/ч на участках у села Копачи. Но 250 мР/ч на участке в Шепеличском лесничестве внушали некоторый дискомфорт. Зато позже, в 1988 г. 120 мР/ч в "рыжем лесу" уже не казались ужасными.

Вспоминаю в связи с этим одно увиденное по телевизору интервью заместителя главного инженера ЧАЭС по ЛПА - Юрия Самойленко. Одна из важнейших заслуг этого человека - дозиметрическое обеспечение работ по дезактивации 4-го блока. И вот стоит он с телевизионщиками на участке, где уже поработали дезактиваторы. На груди висит ДП-5, а его штангой с датчиком он размахивает как указкой. Показывает: вон там еще лежат обломки твэлов, а вон там столько-то килорад. Оператор показывает эту сцену общим планом, и я вижу, что у ног Самойленко и тележурналиста лежит здоровенный кусок графитовой трубы. Неужели он её не видит? Но нет. В конце интервью показывает на трубу и небрежно произносит: "А вот, кстати, графит лежит. Триста рентген "светит"".

А. Кичигин, мл.н.с.

ЧЕРНОБЫЛЬ-ПОЛЫНЬ-ТРАВА, ЗВЕЗДА "ПОЛЫНЬ"
Наверное, есть что-то мистическое в имени этого городка на севере Украины, который старше самого Киева. Древняя седина этого города оказалась в трагической близости от продукта цивилизации XX века - Чернобыльской атомной электростанции... Существует такой миф, легенда или предание, в котором говорится, что падет на Землю "звезда-полынь", и одна треть Земли и треть вод будут отравлены. Но не звезда упала с неба, а это стало деянием рук человеческих, хотя ни один человек не хотел бы получить такого результата. Почти 12 лет назад взрывом сорвало крышу атомной станции и выбросило в атмосферу содержимое ядерного реактора. И, как говорилось в предании, были отравлены и земля и воды. И пришлось людям покидать свои родные места. А в "зону" сплошным потоком пошли машины с бетоном, железом, техникой, людьми, которые должны были потушить и закрыть пылающий реактор, прекратить выброс радиоактивного топлива.

Наш Отдел понимал необходимость работы в зоне, так как мало кто в Союзе владел методами радиоэкологического мониторинга, которые позволяли бы оценить всю опасность радиоактивного загрязнения. И вот уже 23 июня 1986 г. первый десант радиоэкологов отбыл на Украину. Киев поразил отсутствием детей. Их постарались вывезти подальше от черной беды. Потом была медсанчасть в пионерском лагере "Лiсово казке" и "зона". Там впервые мы встретили ликвидаторов - работников с 3-го блока и таких же, как мы, научных сотрудников, У нашей группы была привычная работа - цитогенетический анализ, который позволял определить стадию облучения у работников ЧАЭС и жителей г. Припять. А челябинцы, которые работали рядом, определяли радиоактивность не только в продуктах питания, но и в продуктах выделения. Когда они проводили выпаривание этих самых "продуктов", все окна по-соседству закрывались. Более адской работы придумать невозможно. В "зону" в это время мы выезжали редко. Только А.И.Таскаев был там постоянно и готовил нам плацдарм для будущей работы. Где он бывал и сколько рентген нахватал - нам не сказывал. Но думаю - немало.

Вторая экспедиция - в сентябре. Снова через 3 часа лету - Киев, затем 100 км до "Лiсовой казки" и встреча с челябинцами, а потом на полтора месяца - Чернобыль. И началась наша "больничная" жизнь (в районной больнице), которая продолжалась семь лет. Но самыми яркими остались все же первые впечатления.
Было жутко видеть пустые деревни в "зоне", одичавших собак, которые боялись людей (т.к. после аварии их отстреливали), больных кошек, которые,, наоборот, жались к людям, стаи кур во главе с петухами, которые остались верны своему двору. В сентябре у одной квочки вывелись цыплята, и один среди них был в черную крапинку. Сады, полные яблок, груш, слив, которые никто не собирал. Погибающий "рыжий" лес в с. Янов и химеры с гигантскими листьями и иголками в Шепеличах. Удивило, что на песчаных почвах полесья растут виноград и грецкие орехи.

Наша база в районной больнице была настоящим штабом Академии наук. Чернобыль свел вместе очень многих людей науки. Главным организатором нашей работы был двужильный Анатолий Иванович. Он нес на своих плечах груз забот по размещению и гостей, и вновь прибывших лесников, по поиску участков работы от Янова до Созиновой опушки и многое, многое другое.

Мы работали вместе с сотрудниками из Москвы (ИОГЕН, ИЭМЭЖ), Ленинграда, Перми и Петрозаводска. В Чернобыле сильна была поддержка и взаимовыручка: делились и талонами на питание, и транспортом, и ночлегом, и приборами, и реактивами, а также рабочей силой. Ну где еще можно было видеть, чтобы под началом лаборанта работали доктора и кандидаты наук? А какое было гостеприимство! Умудрялись даже на дни рождения испечь в сушильном шкафу торты из яиц и орехов, собранных во дворе. И постоянное буйство цветов в помещении.

Жизнь и работа в Чернобыле, небезопасная для здоровья, была определенным риском, раскрывала людей. И было видно, на кого можно положиться, опереться, рассчитывать на помощь. Чернобыль был проверкой человеческих качеств. Здесь мы встретили очень много замечательных людей. Вероятно, поэтому многим вновь хотелось бы поехать туда по долгой дороге из аэропорта "Борисполь" через весь Киев и в северном направлении дальше на Иванков, Дитятки - до Чернобыля. Поработать вновь на всех наших участках: Янов, Шепеличи, Чистогаловка, Изумрудное, Разъезжее и Стечанка. А затем собраться за нашим большим, гостеприимным столом с расписным самоваром в районной больнице.

Л. Башлыкова, мл.н.с.

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЧЕРНОБЫЛЕ
Чернобыль останется в нашей памяти на всю жизнь. С ним нас связывает 10-летняя плодотворная, интересная работа в экстремальных условиях. 10 лет работы в зоне аварии позволило получить огромный, массив данных, которые были обобщены в четырех монографиях, вышедших в издательстве "Наука", а также в двухтомном сборнике с обобщающими статьями и полным библиографическим указателем публикаций сотрудников Института по Чернобыльской тематике.

Воспоминаний много. Наиболее свежи в памяти наши последние годы (1991-1993 гг.) совместной работы в зоне с коллегами из института зоологии Национальной академии наук Украины, когда нам в поисках контрольных участков обитания мышевидных грызунов пришлось объездить на электричках все северное направление киевской железной дороги. Хорошо хоть наши чернобыльские удостоверения позволяли нам ездить бесплатно. В этих поездках мы познакомились с природой Украинского Полесья, резко отличающейся от нашей северной, с богатым разнообразием его флоры и фауны. Запомнились весенние выезды, когда в природе буйствовало множество красок, целые плантации расцветающих ландышей под пологом лиственного леса, а в сосновом бору обильное и живописное цветение безвременников. Отловы животных мы проводили вместе с сотрудниками Института зоологии НАН Украины, лабораторная база которых находилась на окраине Киева - в Теремках. Здесь мы, благодаря предоставленной нам лаборатории, проводили первичную обработку проб, фиксацию органов и тканей животных для дальнейшего анализа в Сыктывкаре. Несмотря на существовавшее в то время тяжелое финансовое положение в научных институтах Украины, нам оказывали бескорыстную помощь украинские радиоэкологи и радиобиологи, за что мы им очень признательны.

А. Кудяшева, вед.н.с.